Английский Сеттер. Подружейные собаки

В 1890 г. в Петербурге, этой колыбели английских сеттеров, регистрируется питомник супругов В.А. и А.В. Малама. Проживая в Петербурге, они держали питомник и штат егерей в Слуцке (Павловске). Супруги ввозили из-за границы, преимущественно из Бельгии, а отчасти из Франции и Англии, английских сеттеров и сосредоточили у себя действительно первоклассный племенной материал, но при этом совершали большую и непоправимую ошибку. Они полагали, что если классную по экстерьеру суку полнокровного лаверака не полевого происхождения повязать с первоклассным полевиком, ввезенным из Бельгии, то она непременно воспроизведет красивое по экстерьеру и полевое потомство. На деле получилось обратное: за редким исключением эта комбинация давала сеттеров посредственных или плохих и самих по себе, и в поле. Этот питомник имел действительно первоклассный материал: купленные в Бельгии, Англии и Франции выставочно-полевые сеттеры ч. Довей Бьюти, Мольдвейд-Бо, Мольдвейд Дечесс, Гельсдэль Руперта и Мольдвейд Флерт; сеттеры полевого происхождения Дарк-Вилльмор, Уайльд-Фреда-оф-Тиримон, Рина-оф-Файт и Роб-де Бланш-Терр (кровей Г.Митчелла в Англии), от Грассаля во Франции – Кора-де-Пириак, от Митчелла в Англии – полевой чемпион Лингфильд-Нелль, от Груббера в Страсбурге – Гайка-Аргенторатум и нарядный полевик Уши-Бриньон из Франции.Весною в питомнике ежегодно щенилось 5–6 сук, несколько молодых сеттеров уходили к егерям в натаску на арендованных угодьях близ Павловска. Но бессистемные сочетания, шедшие вразрез с опытом заграницы, где линии выставочных и полевых сеттеров никогда не смешивались, давали очень низкий процент полевых работников. И количество полевых победителей, рожденных в питомнике, было невелико: Прайд и Топ Вильмор; Топ Е.С.Волгина; Керри и Дик Вильмор; Дэзи, Рапп-Вильмор и др. Порода и история ее развития в целом хорошо изучены и довольно подробно описаны многими авторами в специальной литературе.Вниманию читателей этого очерка предлагается попытка ознакомить интересующихся с тем исходным племенным материалом, от которого выведено современное поголовье породы.Вторая задача – оценка деятельности отдельных лиц, так или иначе повлиявших на формирование породы в России.

Вот что пишет о первоначальном периоде появления английских сеттеров в России известный заводчик того времени А.В. Малама: «Тогдашние сеттера отличались тяжелым складом, грубостью форм, трудно поддавались дрессировке, принимаясь за работу нередко лишь на третьем году». С другой стороны, многие любители того времени увлеклись выставочными собаками, выписывали их из-за границы, но как эти собаки, так и полученное от них потомство мало были пригодны для работы. Оттого среди охотников и господствовало мнение, что «песенка английского сеттера спета» и что если у нас и можно охотиться с собаками английских пород, то только с пойнтерами и ирландцем. Малама пишет: «Будучи с юных лет страстным поклонником английского сеттера, я никак не мог примириться с таким приговором моим любимцам и задался целью сделать возможное к  восстановлению репутации этой чудной породы. В то время у меня была сука очень хороших полевых кровей, и для ведения от нее породы нужно было приобретать кобеля с устойчивыми полевыми качествами. В Англии я не имел знакомств, а без них нечего было и думать получить оттуда что-либо порядочное. Поэтому я остановился на Бельгии, где славились собаки Ришара из Арлона, бравшие высшие награды на полевых испытаниях Бельгии и Франции.

Воспользовавшись летним досугом, я отправился в Бельгию, посетил там почти все известные мне питомники, но, к сожалению, не нашел в них ничего подходящего.
Имевшиеся же в питомнике гг. Роже и Ван-дер-Флита в Юкл-Сталл, близ Брюсселя, прекрасные собаки Ришаровских кровей, как, например, Уаильд-Неро и Дог-Жуан-оф-Оверин, оказались непродажными. Приходилось с грустью возвращаться ни с чем домой. Но случайно, накануне моего отъезда, я узнал от секретаря Бельгийского клуба английского сеттера, г. Густава Анисио, о возможности приобретения при его посредстве отличной полевой собаки. Из расспросов об этой собаке выяснилось, что она была куплена г. Анисио щенком, им выращена, натаскана и выведена на испытание, с которого, после ряда блестящих работ, была снята за гоньбу зайца. Не было тех средств, которые, по словам г. Анисио, он впоследствии не испробовал, включая стрельбу по собаке, чтобы отучить ее от зайца, но все эти средства не имели успеха. В одну из тяжелых для г. Анисио и для собаки минут он решил расстаться с ней и уступил ее некоему Гейрману. Последний же, будучи лишь «воскресным охотником», окончательно испортил собаку и решил от нее отделаться. Сообщая эти сведения, г. Анисио добавил, что по стилю, чутью и выносливости он не видал собак, равных описанной, но вместе с тем предупреждал, что я должен отказаться от всякой мысли исправить когда-либо собаку и должен брать ее лишь для ведения породы. При таких условиях рассуждать было нечего, и так как главною моей целью было вывезти из-за границы хорошего полевого производителя, то я в тот же день поехал к г. Гейрману и с двух слов купил у него собаку. Она сразу мне понравилась, я привез ее в Брюссель, а на следующий день поехал к Анисио в Самбреф, чтобы показать собаку прежнему ее владельцу и посмотреть ее на ходу в поле. После завтрака мы отправились в экипаже за город и, отъехав с версту, пустили собаку. Бросилась она в поиск со всех ног, поразив меня красотой и силой хода, и вскоре причуяла верхом куропаток, подводя к ним, легла, а затем, сделав громадный скачок в сторону птиц, подняла выводок и гоняла его до тех пор, пока все птицы не были разогнаны. С большим трудом удалось поймать нам нашего разбойника, который с довольным видом, как сделавший хорошее дело, стал ласкаться ко мне и к своему бывшему хозяину».
Это и был Дарк-Вилльмор, известный нашим охотникам по своим замечательным работам на полевых испытаниях. Родился Дарк в 1898 г. в  Бельгии, в питомнике известного заводчика английских сеттеров Де-ла-Кэтюль-де Ригов и происходил от кобеля Ришаровских кровей Уильд-Спиннинг-Топа и отличной суки Литл-Лилль. Судьба матери Дарка была трагична. Получив на весенних испытаниях в Бельгии 2-й приз, она на день испытаний по оплошности егеря попала под поезд. Появление Дарк-Вилльмора относится ко времени упадка в России английского сеттера.
Далее А.В. Малама сообщает: «По прибытии в Петербург меня начала неотвязчиво преследовать мысль – не сделать ли попытку отучить Дарка от гоньбы и вернуть его к охоте.
Посоветовавшись с Э.А. Боде (петербургский владелец пойнтеров – прим. К.Г. ), я отдал Дарка  одному настойчивому, упрямому егерю-чухонцу. Последний начал с того, что привязал один конец длинной веревки к парфорсу, а другой к поясу, ходил с Дарком, показывая ему тетеревов и белых куропаток, и удерживал от гоньбы.
Через 2–3 недели чухонец добился того, что Дарк перестал гонять птицу, но все же никак не мог равнодушно видеть страстно любимого им зайца и гонял его подолгу. Дальше оставлять собаку у чухонца я нашел бесполезным и передал его егерю Императорской охоты Михаилу Васильеву, обещав ему, если он отучит собаку от гоньбы по зайцу, крупное вознаграждение. Это было в конце июля. А через месяц, получив приглашение от А.А. Галла на охоту на дупелей в Старую Руссу, я поехал туда в сопровождении егеря Васильева с Дарком и отличной сукой пойнтером Мэг. Только на этой охоте мы узнали, что действительно из себя представлял Дарк. Описывать отдельно его работы не стану.
Скажу лишь, что дупелей он прихватывал верхом на огромном  расстоянии и за четыре дня охоты ни разу не сдал. Восхищенный одной из особенно хороших работ Дарка, егерь Васильев, видавший на своем веку много хороших собак, обращаясь ко мне, воскликнул: «Посмотрите, г. Малама, на эту животину, ведь он дупелей как шилом тычет». И действительно, Васильев был прав: иногда не верилось, чтобы собака могла бы брать птицу на таком расстоянии, на котором чуял ее Дарк. Закончилась наша охота эпизодом, свидетельствовавшим о необыкновенной силе и быстроте Дарка. При подъезде к Старой Руссе мы остановились, по указанию проводника, около небольшого поля сжатого овса, где накануне была поднята пара дупелей. Пустили Дарка, который в какие-нибудь 10–15 минут сработал нам штук 6 дупелей, вдруг перед Дарком выскакивает матерый русак. Две, три угонки – и Дарк катится через голову с русаком в зубах. Мы задали Дарку трепку, но не могли подивиться прыти кобеля, скакавшего за зайцем с резвостью, более соответственной хорошей английской борзой, нежели английскому сеттеру!
У Васильева Дарк остался до следующего года, но, несмотря на все старания и ухищрения этого бравого егеря, ему не удалось вполне отучить Дарка от гоньбы по зайцу. Этого после долгой, упорной работы достиг мой егерь Радушин, который в конце концов перехитрил собаку, покорив ее своей воле. Смешно было слушать рассказы Радушина о проделках и ухищрениях Дарка, не смевшего уже гонять зайца, но желавшего хотя издали посмотреть на своего косого приятеля.
К чести Радушина должно быть отнесено, что он, хотя и с трудом, но добился того, чего не могли достигнуть дрессировщики Бельгии. Довольный своим успехом, Радушин как-то сказал мне: «Мы теперь подружились с Дарком», – что, однако, не мешало ему кричать на кобеля, а иногда и показывать ему издали плеть в случаях, когда, забыв уроки, кобель  вновь заглядывался на вскочившего перед ним косого.
С этого времени Радушин стал выводить Дарка на испытания и за несколько лет взял с ним около 10 призов.
Работы Дарка на испытаниях всегда останавливали на себе особое внимание судей и публики. Сначала собаке не верили, и, когда на первом испытании Дарк, прихватив издали птицу, картинно повел, раздались возгласы «Врет!», но кобель, припав к земле и подняв голову, уверенно, не скалываясь, вел по бегущей птице иногда несколько сот шагов и всегда доводил до нее.
Бывали часто такие случаи: с полного хода сядет на стойке; работавшая с ним в паре иногда весьма хорошая собака проскакивает стоящего Дарка, делает перед ним несколько зигзагов и только, продвинувшись шагов на 50–60 вперед, зачует птицу. Чтобы проверить Дарка, отзывают стоящую впереди собаку, посылают вперед Дарка, и последний, как всегда уверенно, подавал птицу. Особенно памятна мне на Петергофских испытаниях многопольных собак 1899 года следующая картина. Работли в паре Дарк и недурной пойнтер Трильби. Последний остановился около ям, из которых местные крестьяне брали песок. Дарк работал в картофеле за небольшим пригорком, откуда вскоре послышался выстрел, означавший успешную подачу птицы Дарком. Через несколько минут мы увидели направляющегося к нам Дарка со своим егерем и судьей. При виде Трильби на стойке Дарк секундирует. Посланный вперед пойнтер долго и безрезультатно разбирался в набродах. Судьи приказывают егерю двинуть Дарка. Плавно подняв голову кверху, Дарк  входит в мелкий кустарник и, как по шнуру, двигается вперед, шагов через 20–30 дорогу Дарка перерезывает бегущая и видимая всеми фазанка, которую кобель отмечает лишь легким поворотом головы, за этой фазанкой следует другая, так же отмеченная кобелем. Впереди собаки появляется заяц, со стороны публики доносится: «Тянет по зайцу». А Дарк продолжает свою подводку и, пройдя шагов около ста, картинно подает петуха-фазана. Эта работа захватила всех присутствующих. Иностранный судья г. Робинс вскричал: «Voila les vrais epreuves belges!» – и первый зааплодировал Дарку, что послужило сигналом к дружным аплодисментам со стороны всей публики. Было очевидно, что Дарк взял у ям свою птицу и довел ее до конца. Будучи великолепным фильд-триальсом, Дарк в то же время представлял из себя идеал охотничьей собаки, чем блестяще опровергал сложившееся у некоторых наших охотников странное, ни на чем не основанное мнение, что фильд-триальсовые не могут быть в то же время хорошей охотничьей собакой. Достаточно было Дарку напасть хотя бы на остывший след птицы, чтобы тотчас же разобраться в набродах и взять верное направление. Подводка кобеля отличалась необыкновенной страстью. С глазами навыкате, распластавшись на земле, полз, как змея, по траве, втягивая в себя воздух, и благодаря верности и остроте чутья получалось впечатление, что собака не по чутью, а на глазок ведет по дичи. Что особенно поражало меня в Дарке, – это удивительная выносливость его на работе в сильную жару, при отсутствии воды. В то время когда другие собаки при этих условиях отказывались работать и искали прохлады, мой любимец никогда не изменял своего широкого поиска, и не только мне, но и моим товарищам по охоте казалось, что в жару чутье кобеля еще острее, чем в другое время дня. Если при работе в зной Дарку попадалась лужа, то он, конечно, не упускал случая выкупаться всласть, но это было для него скорее удовольствие, чем необходимость.
Единственным недостатком Дарка была несколько тугая подводка, но я объяснял это отчасти остротой чутья, отчасти тем, что собака слишком уж была задергана во время почти трехлетней ее натаски. Много хороших минут дал мне и охотившимся со мной приятелем неоценимый Дарк-Вилльмор, и сколько ума и сообразительности показывал он нам на работе! Свои удивительные полевые качества Дарк передавал и потомству. От него происходит целый ряд полевых, большей частью премированных на испытаниях собак, каковы Прайд М.А.Бутлерова, Дэзи А.И. Рыжова, Топ М.Н. Фельдберга, Рояль В.Н. Семенова, Фрэд В.Я. Гусева, Топ Е.С. Волгина, Джон А.М. Куличенко и другие.
Все эти собаки дрессировались для полевых испытаний, но были в то же время прекрасны на охоте, а некоторые из них, как, например, указанный выше Джон, отличались необыкновенной сообразительностью и умом. Джона я подарил моему родственнику А.М. Куличенко, проживавшему в Волынской губернии, в местности, изобиловавшей болотной дичью. Вот что говорит о Джоне его владелец: «В нашей местности отличная охота на бекасов, особенно много их на одном болоте,  куда я часто наведывался с Джоником. Бекасы после нескольких выстрелов снимались с чистого места и улетали в густой тростник, делались недосягаемыми для охотника. Это хорошо видел и понимал мой умный Джоник. Достаточно было после обхода болота подойти к тростникам и сказать Джонику «alez», как он со всех ног бросался в тростник и выгонял оттуда бекасов, которые поодиночке вылетали и опять рассаживались на чистом месте. Окончив добросовестно это дело, Джон являлся ко мне и по новой команде «alez» принимался за работу по бекасам, делая по ним стойку за стойкой. На охоте по тетеревам в Полесье Джон, видя, что тетеревенок при подъеме садился на дерево, останавливался и легким взвизгиванием как бы показывал мне, где затаилась птица».
Однако лучшим из детей Дарка следует признать дочь его Фан, взявшую в 1909 г. на полевых испытаниях многопольных собак в Петергофе первый приз из 25 конкурентов, а также однопометника этой суки Топа, показавшего себя с отличной стороны на испытаниях 1910 года в том же Петергофе, но, к сожалению, погнавшего в конце испытаний зайца и поэтому снятого. Однако, как ни хороши в поле описанные собаки, но все же работа их не дает любителю того высокого наслаждения, как давала охота с Дарком. До какой степени в Дарк-Вилльморе были развиты полевые качества и страсть к охоте, видно из следующего. Осенью прошлого года кобель от дряхлости с трудом ходил, но все же увязывался иногда за егерем во время прогулок последнего с другим ветераном – Каунтом-Глимом – и шел у ноги егеря. Увидя как-то Глима на стойке, Дарк вспомнил старое и просекундировал Глиму по всем правилам высшей дрессировки. Через несколько месяцев кобеля не стало. Это случилось 1 марта 1911 года».
Питомник В.А. и А.В. Малама просуществовал до 1920 года. Во время боев на подступах к Петрограду собаки этого завода разошлись по рукам. В сеттерах Душеньке егеря Койко, Неро – Кувыркова и Лорде – Тимошенко, оставленных в Ленинграде и подобранных на улицах, по слухам, текли крови питомника «русских льюэллинов» В.А. и А.В. Малама. Но если крови этого большого питомника и дошли до наших  времен, то после 1923 года они не оказывали влияния (из-за отсутствия родословных) на развитие породы.
Свои воспоминания А.Малама написал в С.-Петербурге 20 марта 1911 года. В заключение он написал: «Тяжело, больно охотнику-любителю потерять такую удивительную собаку, какой являлся Дарк-Вилльмор; утрата его тем чувствительнее, что такие собаки не повторяются!»