Охота на кекликов
Немногие птицы осенью возвещают голосом о своем присутствии. В многоцветьи сентябрьского леса посвистывает рябчик. Где-нибудь на опушке, у поля, покрытого первым серебром инея, пригревшись в лучах поднявшегося солнца, побулькает тетерев. Из поднебесья донесутся журавлиные крики или гоготанье отлетающих к югу гусей, да со стынущих в ожидании зимы озер и заливов звучит предвечерняя перекличка крякв. Но есть птица, которая не терпит безвестности и, едва заметив нас, начинает назойливо выкрикивать собственное имя. Кек-лик! Кек-лик! Кек-лик! - раздается откуда-нибудь с раскаленных солнцем скал, из заросших колючкой каменистых россыпей или арчевого редколесья. Это каменная куропатка - дымчато-сизый, полосатый, краснолапый и рубиновоклювый кеклик то ли возмущается нашим появлением, то ли предупреждает о нем своих собратьев.
Кеклик - южанин и считает, что "лучше гор могут быть только горы", вне которых он никогда не встречается. Кавказ, Средняя Азия, Алтай - вот область его распространения. Когда-то жил он и в Крыму, но потом исчез, однако сейчас его туда завезли снова, и он прижился.
В районах с не очень крутыми склонами, на горных плато и приречных террасах на каменную куропатку можно прекрасно охотиться с подружейной собакой. Правда, птицы эти наделены завидными спринтерскими способностями и зачастую бегут от легавой быстро и долго, прежде чем затаиться и обеспечить тем самым возможность сделать по ним стойку. Там же, где они живут среди Крутиков, скал и россыпей, собаке работать по ним исключительно трудно. Кеклик не только спринтер, но и прирожденный скалолаз. Он способен взбираться по такой крутизне, где ни человек, ни его четвероногая помощница просто не могут за ним следовать. Кроме того, на бесконечных россыпях и острых щебнях собака моментально сбивает себе лапы, а заросли всевозможных колючих кустарников, которыми так богаты южные горы, создают для ее работы еще большие затруднения. Поэтому-то легавую на этой охоте можно использовать далеко не всегда и частенько приходится рассчитывать лишь на собственные силы.
Утро... Горячее солнце только поднялось из-за заснеженной вершины далекого хребта, а уже ощутимо припекает. Внизу, точно покрытая синеватой дымкой, смутно виднеется долина с петляющей по ней речкой, лентой шоссе и белеющими домиками. Здесь же наверху все ярко, четко и резко. Контуры бурых, серых, зеленоватых, а порой почти красных скал точно вычерчены на неправдоподобно голубом небе. Отброшенные ими тени также контрастно пятнают склоны, засыпанные щебнем, поросшие кустами и желтой травой.
Идти трудно. Ноги скользят по начесам сухой травы, съезжают по осыпям, запинаются о бесчисленные камни. Покрытые чуть ли не дюймовыми шипами ветки цепляются за брюки и то и дело добираются до тела. Крутизна подъема сбивает дыхание. Но впереди, у границы редких можжевельников, сразу в нескольких местах звучат звонкие голоса кекликов, и я не останавливаюсь. Еще сто, ну может быть, двести метров. Там можно будет прекратить подъем и немного отдохнуть, идя вдоль склона. В какую-то минуту чуть выше и правее меня с треском взлетает стайка очень похожих на обычных куропаток птиц. То часто махая короткими крыльями, то планируя, они пролетают метров триста и веером садятся там, где минут пятнадцать назад я продирался через особенно зловредные, хотя и низкие кустарники. Теперь прощай отдых: нужно спешить, спешить изо всех сил. Дело в том, что пока кеклики держатся вместе, они редко подпускают на выстрел. Одиночки же ведут себя гораздо спокойнее и дают подойти к себе близко. Значит, мне нужно успеть спуститься, прежде чем рассевшиеся порознь птицы не перекликнулись и не собрались опять вместе.
Прыгая с камня на камень, скользя, съезжая по осыпям и спотыкаясь, я устремляюсь вниз и... не успеваю. Не допустив меня метров на 150, кеклики поднимаются, перелетают через заваленную обломками скал расселину и опускаются в полосу густой желтой травы. Новый бег и прыжки на грани акробатики с постоянной опасностью упасть и изуродовать о какой-нибудь камень ружье; пот, заливающий глаза, и сердце, колотящееся как овечий хвост.
Но вот уже близко, вот они - эти заросли жестких резучих стеблей по краю резко уходящего вниз спуска в долину. Еще несколько шагов - и вдруг шумно взлетает несколько кекликов. Они взлетают не вверх, а сразу же планируют вниз, под обрыв. Первого я великолепно мажу, второй после выстрела переворачивается в воздухе, падает, катится вниз по россыпи и застревает в какой-то каменистой ямке. Есть!
Хватаясь за кусты, спускаюсь под кручу к ложбинке, где осталась моя добыча, смотрю - и ничего не нахожу. Есть камни, торчат отдельные травинки, валяется сухая ветка, а кеклика, моего первого кеклика, - нет. Искать бесполезно: все как на ладони, спрятаться, укрыться ему негде. Может быть, пока я спускался, он убежал?! Или его утащила какая-нибудь хищная тварь?
Горечь, великая горечь охотничьего разочарования ложится на душу непереносимым грузом. Я уныло опускаюсь на плоский палево-серый камень, достаю сигарету и... в двух шагах вижу торчащую вверх кораллово-красную лапку. Птица лежит совершенно открыто, крупная, яркая и этой яркостью совершенно сливается с окружающими ее такими же палевыми, дымчатыми, черными и красноватыми обломками скал. И, радостно рассматривая свой трофей, я думаю, что назвали ее каменной не только потому, что она живет среди камней, а и потому, что сама похожа на камень. Хотя по голосам кекликов всегда более или менее точно можно определить их местонахождение, но найти их, заставить подняться на крыло очень трудно.
Каменные куропатки не любят летать. Они предпочитают бегать и, заметив наше приближение, попросту удирают. Иной раз издали даже увидишь одну или двух, когда, вспрыгнув на какой-нибудь скальный выступ и четко рисуясь на фоне неба, они, поворачиваясь из стороны в сторону, оглашают окрестности своими резкими криками. Но когда доберешься до этого места, окажется, что птиц уже и след простыл. Только в одном случае кеклики предпочитают ногам крылья: когда им нужно переместиться ниже того места, где они находятся. Бегать под гору им почему-то не нравится. Заночевав у скал верхней части склона, утром они слетают к его подножью на водопой, или для того, чтобы потом уже пешком подниматься вверх в поисках пищи. Поэтому их всегда следует искать выше, а отнюдь не ниже того места, где мы их в последний раз видели. Заметив, куда опустилась стайка кекликов, есть смысл сразу же попытаться подняться стороной выше этого места и подходить к птицам сверху. Таким образом, мы в какой-то мере ограничиваем им возможность убежать незамеченными.
Стрелять по каменным куропаткам было бы нетрудно, во всяком случае не труднее, чем по остальным представителям отряда куриных, если бы не одна особенность: птицы эти, взлетев, очень часто уходят не вверх, не прямо, а вниз от стрелка, что весьма непривычно и порождает сперва много промахов.
Еще более непривычны места, куда прячется раненый кеклик. Я как-то потратил более двух часов на поиски подстрела. Он упал в небольшой участок мелкого кустарника среди совершенно оголенной щебнистой россыпи, начинавшейся у подножия отвесной скальной стены. Кусты не были ни густыми, ни особенно колючими и росли на площади всего лишь в 20-30 квадратных метров. Я ни минуты не сомневался, что разыщу подранка. Обшарил каждый куст, приподнял каждую ветку; ползая на четвереньках, ощупал руками каждый метр поверхности с мелкой острой щебенкой. Кеклика не было.
И тут мне пришло в голову, что я ведь имею дело с каменной куропаткой, которая, возможно, ищет укрытия не у растительности, а именно у камня. Поднимавшаяся рядом раскаленная туфовая стена была вся изрезана узкими расщелинами, уходившими довольно глубоко в ее толщу. В них ничего не росло и только шлейфы щебня точно вытекали из каждой щели, сливаясь с начинавшейся ниже осыпью. Забираться туда было не очень-то приятно, так как над головой нависали (и кто их знает, насколько надежно держались) здоровенные глыбы, но уже во втором из таких закоулков я обнаружил свою пропажу. И потом я не раз замечал, что раненый кеклик почти всегда норовит спрятаться в расщелине, пещерке, среди нагромождения валунов или просто сидит, прижавшись к крупному камню, но и здесь чаще всего выше того места, где он упал.
Где бы мы ни охотились, окружающие условия всегда диктуют нам необходимость соблюдения тех или иных правил разумной осторожности. Тот, кто в тростниковых плавнях легкомысленно оставляет свою лодку, чтобы прогуляться куда-нибудь по мелководьям, кто в лесу очертя голову лезет через буреломы и ветровалы старых гарей или пробует преодолеть топи неведомых ему болот, нередко жестоко платится за свою опрометчивость.
Еще легче пострадать, забыв об осторожности в горах. И не в лавинах, обвалах и пропастях таятся здесь главные неприятности, а в нашем постоянном желании как-нибудь сократить, спрямить себе путь. Ходьба тут трудна, преодоление любого расстояния требует значительных усилий, и желание пройти тем путем, который быстрее и короче, вполне закономерно.
...Вот мы видим дорогу, которая приведет нас к дому, иногда и сам дом, место, куда перелетели поднятые нами кеклики или упала стреляная птица. До них по прямой несколько сотен, а то и десятков метров, но на пути обрывистый, почти отвесный склон, полоса крутой россыпи или иная преграда. Чтобы обойти их, нужен час либо два. Разве не обидно? Побуждаемые усталостью, нетерпением или охотничьим азартом, мы думаем: "Да ну, пройду как-нибудь, тут и всего-то спуститься метров двадцать". При этом мы забываем, что для падения высота в 20 м мало чем отличается от высоты в 200 или 2000 м (разве что продолжительность полета разная) и пускаемся в свою авантюру. Уже через несколько минут, чувствуя, как беспощадная сила земного притяжения отрывает наши пальцы от острых каменных граней, как ноги беспомощно отыскивают точку опоры, а подвижная масса щебня пробует увлечь нас за собой, мы многое бы отдали, чтобы вновь оказаться там, где были перед своим скоропалительным решением... Одного такого урока, если в конечном итоге он закончится благополучно, обычно бывает достаточно, чтобы привить нам необходимую в горных условиях осторожность.
Я. Русанов, биолог-охотовед, доктор биологических наук
"Охота и охотничье хозяйство"